Статьи

С вельштерьером в горах

Осенью 2007 года я приобрел в питомнике «Сиверский» щенка вельштерьера. Вместе с вельшом по кличке Эйс-Сиверский я совершил для него первое многодневное и удивительное путешествие в горы. Мы оказались в краю горных хребтов, трехъярусной тайги, озер, рек, где чувствуется дыхание Великого океана.

Всегда поднимает дух встреча с тайгой еще неизведанной. Благотворно и полезно столкновение с таинствами, неподдающимися анализу.

Я благоговел, наслаждаясь тончайшими нюансами, перед которыми бессилен разум. Я с Эйсом совершал утренние прогулки по горной тайге и никогда их не забуду. Я уверен, горы манят, влекут. Какое-то волшебство бывает в тех ранних часах, некое чудо, лежащее за пределами чувств. В двух километрах от перевала; а дело было в начале лета, мы оказались среди такой яркой зелени, что и представить себе трудно. Это мир полного уединения, где гибкие шлейфы серого тумана, повисшие среди громадных елей, кажутся живыми. Над горами все еще стоит утренняя тишина, которую, время от времени, разрывает то шум стремительно низвергающегося водопада, то многоголосый птичий гомон. Глубоко внизу, под неподвижными облаками лежит долина. Вот приоткрываются наполовину скрытые туманом темно-синие горы. Затем их снова заволокли тучи. Вдруг неожиданно засияет солнце, и плавные линии горного хребта обозначились на фоне ясного голубого неба.

Теперь всю картину преобразил золотистый цвет, разлившийся над вершинами гор. По мере того как воздух наполняется теплом, мы с четвероногим другом чувствуем, как реагирует на него земля. Пес принюхивается, крутит головой, ловя воздушные потоки несущие только ему одному различающему таинственные и тончайшие запахи.

Белые, голубые и розовые цветы излучают необыкновенно нежный свет на темную зелень травы. Казалось бы, что мы весь день шагаем с горы на гору, и это не создает впечатление монотонности. На самом деле, за каждым крутым поворотом вновь открываются панорамы неповторимой красоты. Отвесные горы, поднимающиеся за узким ущельем реки. Мы переходим от густых бамбуковых зарослей к бесплодным каменистым пространствам. От солнечных полян, охваченных полукружьем высоких серых скал к прохладным, сумеречным тоннелям из гигантского кедрового стланика, наполненным буйных шумов водопадов, а кругом островки ярких пахучих трав: хохлатки, анемоны, калужницы, камчатский триллиум, купальницы окрашивают местность в фиолетовые, белые, желтые, розовые тона. И мы чувствуем, что такая гармония природы действует на человека удивительно успокаивающе, а Эйс лежит рядом со мной, не бегает, как будто боится расплескать свою радость.

Нам с Эйсом открылась красота гор и темно-хвойной тайги, такая мягкая и успокоительная для глаз, и, быть может, еще более успокоительная для ума, которому она представляется как нечто необъяснимое, непонятное, как нечто действительно загадочное, как царство изящества, как пленительное и благозвучное. Эйс прищуривает глаза, нежится и купается в солнечных лучах. Какие мысли пробегают, витают в маленькой головке Эйса? Хочется вместе с Эйсом познать тайну истины и красоты, однако мы не столько понимаем их, сколько чувствуем, а мое постижение их идет неясно, и является постоянной мыслью моего мышления.

С Эйсом я вышел на охотничью тропу в то время, когда оголенный утес неподалеку от зимовья окрасился в розоватый цвет от восходящего солнца, а возвратились уже в темно-лиловом бархате вечернего воздуха. Затем мы приятно почувствовали, как в зимовье от печки плывет жара, а солнечные лучи заглядывают редко, и откуда никогда не улетучится непередаваемый, свежий аромат запаха леса и запах далекого прошлого, который так мне показалось и Эйс тоже со мной мечтательно втягивает, прижимаясь к моему боку, на нарах зимовья.

К Эйсу у меня особые чувства благодарности за его отвагу. Именно Эйс имея отважный бойцовский характер и бесстрашное дарование спас мне жизнь в этом незабываемом походе. Спускаясь по склону поросшего неширокой полосой вековой елью Глена, за которой простирались заросли непроходимого курильского бамбука, клена желтого, каменной березы, кустарников голубики и черники бересклета, я услышал сильный и хорошо распознаваемый треск курильского бамбука. Через мгновенье из густых зарослей выскочил медведь и понесся в мою сторону. Эйс с яростью бросился на возмутителя нашего спокойствия с хрипловатым лаем.

Когда расстояние между медведем и Эйсом достигла 15 метров, медведь резко остановился, медленно развернулся и пустился по крутому склону прочь. Удивительно, что по непроходимым для человека зарослям бамбука медведь бежал, так как человек бежит по поляне поросшей клевером. После пережитого мы тут же развели костер, Эй наравне со мной разделил трапезу. Позднее я с Эйсом пошли по тем местам, которые я посещал с другими собаками, и мною всегда одолевают мысли. Мысли о том, что когда от прошлого ничего не осталось, когда многие люди умерли, деревья засохли, а избушки разрушились, только запахи, которые, и я и мой пес ощущаем, долго еще, подобно душам умерших, напоминают о себе, и они, эти еле ощутимые крохотки, среди развалин несут на себе для меня огромное здание воспоминанья.

Бояркин Илья Петрович